Революция и армия

История наполеоновских войн
Ответить
Аватара пользователя

Автор темы
Влад Бевх
Полковник
Полковник
Сообщения: 8766
Зарегистрирован: 23 май 2019
Поблагодарили: 30126 раз
Карма: +16/-0

Революция и армия

Где Влад Бевх » 30 ноя 2020, 00:21

(с)
- Папа, смотри - король!
- В карете?
- В корзине!
Прежде чем мы обратимся к описанию новых глупостей и ужасов, наступивших во Франции после переворота, необходимо сформулировать несколько тезисов о точках обзора - без этого попросту невозможно двигаться дальше. Мы не ведь не хотим блуждать в потемках исторического процесса? Итак, нам нужен фонарь, нам нужна точка опоры, нам нужна философия.
Как относиться к событиям, в общем называемым Великой Французской революцией? Людям, как правило, не свойственен комплексный подход, а потому каждый видит в этом лишь то, что ему нравится или то, что ему совсем не нравится.
Великая Французская революция - это свобода, равенство, братство; это равные права для всех; это принцип разумности и человечности, положенный в основу устройства человеческого общежития; это борьба с тиранией как принцип; это реакция народа, который как ту пресловутою корову - столетиями дурно кормили, но доить не забывали. Блестящий двор Людовика XIV и кора деревьев для крестьян - вот, что такое Великая Французская революция. Право человека состоявшегося, успешного, образованного выбирать себе цвет штанов без учета того, сколько подтвержденных предков-дворян у него в фамильном древе. Право крестьянина убить зайца, сожравшего его капусту. Право честолюбца занять министерский пост. Право вольнодумца высказаться - обо всем - и право издателя выпустить книжку с этими высказываниями, без опасения отправиться путешествовать как древние.
Великая Французская революция - это власть популистов сначала первого, а потом второго, третьего и четвертого сортов. Это толпы дурно выглядящих мужчин и женщин, уничтожающих себе подобных без малейшей жалости и осознания того, что они делают. Это нетерпимость неофитов новой идеологии ко всему, нетерпимость во сто крат более сильная, чем формулировки абсолютизма при старом режиме. Это право сперва горла, а потом - кулака. Это - война на всех фронтах, война агрессивная и война гражданская, ведущаяся безо всякого сожаления и пощады. Это террор, разорение и голод. Это деградация общественной жизни и государственного устройства, докатившихся в итоге до военной диктатуры - казавшейся прогрессивной на фоне предыдущих событий. Это многие упущенные хорошие возможности и заботливо взлелеянные возможности дурные.

Иначе говоря, Великая Французская революция состоит из двух сторон одной медали: замечательных, но дурно оформленных практически идей, сформулированных до того в Европе и Америке, т.е. имевших не французский, а интернациональный характер, и исключительно французской их реализацией. Удар тарелок - все встало на свои места, не так ли? Ведь в самом деле, не принцип же финансовой ответственности или разделения исполнительной и законодательной власти повинен в том, что одних французов в 1792-94 массово убивали другие французы (а сколько новых слов во французском языке! митральады, фюзильады, нуаяды - расстрел картечью, пулями, утопление). Не британский парламент или манифест герцога Брауншвейгского, а сами французы, только лишь они бросили славные идеи в грязь реализации, затоптав все хорошее, что могло появиться в 1789 г. Известная теория - правильнее было бы назвать это оправданием - о том, что ужасы революционного террора были ответом на наступление внешнего и внутреннего врагов является смехотворной и имеющей к настоящей истории отношения не более чем коммунистические проклятия международному империализму за ГУЛАГ (так было, да). Мы помним как легко революционеры создавали этих врагов - объявляя войны и лишая вековых прав целые группы собственного населения. Кто еще мог подкинуть столько дров в этот разгоравшийся пожар? Более того, если присмотреться - а без этого в истории никуда - то нам открывается простая и ужасная истина: каждый всплеск террора начинался после побед, а не поражений. Революционные армии идут вперед? Франция спасена? Проявим гуманизм? Убьем их всех! К оружию, граждане! Тут нет никакого противоречия и уникальности, для тоталитарных последователей революционного царства ужаса это было вполне понятным делом: раз мы побеждаем врага внешнего, незачем и церемониться с врагом внутренним - кто призовет нас к ответственности?..
Великая Французская революция - это спасение кота армейским способом очищение дома от паразитов с помощью красного петуха.

Республика и ее суд
Новая - одновременно и исполнительная, и законодательная власть (очень удобно, когда вокруг одни демократы - к чему искусственные препоны?) - Национальный конвент, созданный по совету злобного Робеспьера, объявил Франции Республику и уничтожение королевского сана (депутат-якобинец, подавший эту идею, кончил подготовкой восстания черных против белых). Покуда - только сана, о бывшем носителе, сидевшем с семьей в эти дни в тюремной башне, речи еще не шло.
Этот конвент, в который могли избирать все мужчины достигшие 21 года (кроме, почему-то, прислуги и лакеев - служить за столом было позорным для свободного гражданина), собирался на фоне наступления прусской армии на Париж, сентябрьских убийств, а потому в не тайном голосовании (поди, объявись умеренным конституционалистом в своем Лионе или Бордо!) принял участие только каждый десятый французский мужчина-не-лакей. Собрание, выбранное каждым десятым, 700 с лишним депутатов, опять возглавили французские юристы, обильно представленные в этой революции. Они немедленно принялись за дело.
Основным, точнее принципиальным, внутренним вопросом стало - что делать с арестованным королем? Лучшие ораторы Франции, жирондисты, были не прочь замять это, спустить на тормозах - к личности бывшего короля у них не было особенно сильных чувств, достаточных для того, чтобы его убить. Но, закавыка была в том, что жирондисты сидели в конвенте, а конвент находился в Париже. А Париж - вы помните - был во власти якобинцев, которые когда-то были против объявления войны, но совсем не против того, чтобы пожинать ее плоды: разорение и озверение в самой Франции, а также приращение к этому клубу освобожденных новых народов. Разумеется, такие люди не могли не сцепиться с прекраснодушными жирондистами. То, что находилось в Национальном конвенте между этими группами пристально следило за тем чья сторона будет одерживать верх - ошибка могла стоить головы.
Наконец, логика внутренней борьбы (как мы помним, французским вожакам толпы нужно было постоянно бежать впереди нее - просто чтобы не затоптали) заставила т.н. умеренных (на тогдашний галльский манир и вес) бросить неумеренным и просто бешеным кость. Кость называлась Людовик. К декабрю 1792 г. вопрос о суде над королем был решен положительно. Конечно же - о, да - при этом произносились высокопарные речи, во французском духе, приправленном революционной горячкой и размахом самой эпохи. Судить короля как гражданина... а всему миру будет великий пример! Как будто до этого примеров было мало! За всем этим скрывалась ясность юридической мысли (благо ее носителей, как знаем, вполне хватало) - если Людовик неподсуден и невиновен, то... о, боги - подсуден и виновен Национальный конвент, а это уже никуда не годится. Более того, арестованный, но не осужденный и живой бывший король сидел в своей тюрьме вечным укором новой законодательно-исполнительной власти. С этим надо было, что-то делать, а кроме того, в шахматах бывает иногда жертвовать фигурами... эти якобинцы, они не знают границ, нам нужно время, чтобы собраться с силами, нужно время... ну что такое Людовик? быть может речь пойдет о виновности в общем, без казни?..
Долго думали как встречать обвиняемого в суде (им, как мы уже догадались, стал орган обвинивший и арестовавший его, т.е. сам Национальный конвент, тоже очень удобно), наконец, по совету одного депутата, решили встретить его насупленными рожами, т.е. гробовым молчанием. Так и вышло.
Людовик, и несколько его защитников, не оставили от обвинения камня на камне. До конституции король правил как абсолютный монарх - и был в своем праве. После - как монарх конституционный, и вновь, опять-таки, в рамках права. Король действительно мог накладывать вето, мог и путешествовать по стране, а то, что он небезосновательно боялся за себя и свою семью - разве события недавнего прошлого и сам он в тюрьме не подтверждают эти опасения? Некоторые жирондисты, видя к чему идет дело, попытались сделать судьбу бывшего короля предметов всенародного обсуждения, но якобинцы не дали этому произойти, справедливо указав на то, что расширение числа судей до всех избирателей приведет к оправданию короля и осуждению их самих. Нет, нет - быть королем уже есть преступление, голосуем!
Сперва депутаты - кроме чертовой дюжины воздержавшихся - признали его виновным. Поймем их! Конвент был полон публики, публики весьма суровой, публики не страшащейся сперва ревом недовольства осудить неверное высказывание гражданина депутата, а после и вовсе сорвать его неразумную голову! Они не были так уж жестоки, им было страшно. Потом депутаты стали выходить на трибуну, чтобы высказаться о наказании за преступления против нации: смерть, смерть с отсрочкой, тюрьма или изгнание. Половина депутатов была, так или иначе, за тюрьму или изгнание, но другая половина - за смерть (361 голос из 721). Дело решили буквально несколько человек - по предложению якобинцев исход голосования подтверждался простым большинством - среди них был и племянник короля, бывший герцог Орлеанский, когда-то представивший свои увеселительные заведения сборищам революционеров, а ныне гражданин Равенство (Филипп Эгалите).
Третье голосование, в январе 1793 г., постановило (вновь небольшим большинством) казнить немедленно, без отсрочки. Дав проститься с семьей, Людовика привезли на эшафот утром 21 января 1793 г. Он вел себя достойно и попытался обратиться к толпе, безмолвно стоящей вокруг помоста с гильотиной. Успев сказать, что его казнит не народ, а личные враги - в этом месте солдаты, по приказу организаторов, стали бить в барабаны, заглушая голос Людовика, который опять стушевался от такой неприкрытой грубости. Его потащили к гуманной машине, лезвие опустилось, но не сумело отсечь голову полностью, пришлось поработать палачу.
Под крики - да здравствует нация, да здравствует республика - голову достали из корзины за волосы и высоко подняли, показывая толпе. Монархическая Франция умерла окончательно.
Небольшое, но интересное отступление - покуда пираты зализывают раны вся Европа пребывает в ужасе, а революционеры радуются, мы имеем возможность рассказать о гильотине, точнее о ее возникновении. Каждому культурному человек известно, что это французское орудие убийства было предложено неким врачом, подарившим изделию свою фамилию в качестве названия - и даже павшему впоследствии от ее ножа. Это - не так. Во-первых, профессор анатомии Гильотен, не изобретал машины для убийства. Он только предложил ее депутатам, еще того Учредительного собрания, образовавшегося на базе возмутительного движения в Генеральных штатах осенью 1789 г. При этом добрый ученый руководствовался исключительно такими же намерениями: он хотел подарить народу, вместо виселицы или сожжения, безболезненную казнь - вжик, и все, ты чихнул в мешок. Это было так современно, в рамках борьбы с привилегиями - почему только дворян должны казнить мечом? Всех нужно убивать одинаково, у нас свобода и равенство, вы помните? Посоветовавшись с палачами (мнение профессионалов, вы понимаете) депутаты поручили одному хирургу Луи (это фамилия) создать необходимую машину на основании сформулированного ими технического задания (лезвие и механика).
И тут вспомнили о гильотине! Да-да, оказалось, что это старое проверенное изделие, действующее в Священной Римской империи, Англии, Италии и даже Шотландии еще со времен Средневековья, но ныне совершенно забытое. И только передовые принципы французской революции позволили оживить его вновь! Конечно, нужно было шагать в ногу со временем - взяв старый механизм за основу, Луи набросал концепт-арты и поручил немецкому механику Шмидту создать действующий образец. Тот старательно исполнил государственный заказ и первые луизетты (да-да) продемонстрировали свои способности на трупах в апреле 1792 г. Таким образом, шмидтиха-луизетта-гильотина вернулась к жизни. Да здравствует прогресс! Нет, правда - косое лезвие намного приятнее колесования, в самом деле.
И, да - во-вторых, добрый доктор Гильотен дожил до 1814 г. А потом умер, но сам, сам...
Мы вновь возвращаемся к делам насущным: за какие "грехи" был убит Муаммар Каддафи? почему возлюбленный Людовик закончил свои дни под тупое молчание толпы, с жадным любопытством наблюдающей как казнят короля? Говоря широко, говоря в общем - из-за слабости. Слабости воли - осознавая куда надо идти (король понимал, что монархия не может, как прежде, опираться только на дворян и клириков), он не знал как, точнее не мог настойчиво провести свою линию от и до. На него давили, разумеется с наилучшими целями - и он уступал. Он доуступался до эшафота, вместе со значительной частью тех, кто на него давил. Но, вышеуказанное могло, в нормальных условиях, привести только к утрате большинства полномочий и превращению короля французского в короля английского. Полное же уничтожение монархии и убийство монарха - дело рук организаторов беспорядков 1789-92 гг. Не король, а они стремились пролить кровь, повредить нормальному ходу реформ и зажечь пожар. Людовик погиб из-за самого настоящего заговора, погиб как конституционный король защищавший конституцию, а следовательно - погиб на посту, не сойдя с него. Это смерть достойного человека и короля.

Типичный санкюлот - т.е. левак, бедняк и кустарь-одиночка: тупое, но надежное оружие в передовых руках. Обратите внимание, он без чулок, в штанах - отсюда и название
116065 - Революция и армия
За это сообщение автора Влад Бевх поблагодарил:
Sanek
Рейтинг: 8.33%


Ссылка:
BBcode:
HTML:
Скрыть ссылки на пост
Показать ссылки на пост

Аватара пользователя

Автор темы
Влад Бевх
Полковник
Полковник
Сообщения: 8766
Зарегистрирован: 23 май 2019
Поблагодарили: 30126 раз
Карма: +16/-0

Революция и армия

Где Влад Бевх » 30 ноя 2020, 00:23

Снаружи
Кто там возмущается событиями в Республике? Вам - война! И вам - война! А вы, вы - тоже против? Нет, вам все равно? Тогда и вам - война! Республика, мирная республика, не успевала объявлять своим соседям состояние войны, слишком уж их было много - в Европе тесновато! Пылкие республиканцы, выводящие себя от разных брутов и цицеронов, называли окрестные народы в старом-добром античном стиле: галлы сражались с тевтонами, бриттами, иберийцами, белгами, италиками и прочими аллоброгами. На счастье галлов, США были слишком - из-за бриттов - далеко, иначе возникла бы известная проблема с определением нового названия для жителей этого государства. Но остальные-то были рядом! К началу весны 1793 г. Франция оказалась в состоянии войны с почти всеми странами Европы, большинство из которых воевать вообще не хотело, и не собиралось. Но, как известно, хорошая война сродни изнасилованию - достаточно лишь желания одной из сторон.
Принято считать, что французская революция - читай толпы быдла патриотов, ринувшихся в ряды армии, а также прекрасная организация (террор и новые полки) - произвела переворот, позволивший революционным ратям без труда побивать унылые наемные полки европейских монархий, процесс чего впоследствии возглавил Наполеон, допобеждавшийся до острова Святой Елены. Иначе говоря, французские солдаты шли от победы к победе, не зная поражений с 1792 г.
Это не так.
Франция, с ее огромными (относительно врага) армиями действительно была практически неуязвимой или, говоря вернее, крайне устойчивой к поражениям. Это была подушка, которую можно было долго бить, но как только удары прекращались - она снова принимала прежнюю форму. Быстро создаваемые французские армии буквально затопляли своих противников, подавляя их скоростью движений и числом. В самом деле, покуда вражеские армии налаживали свои линии снабжения, галльская саранча забирала все даром, оставляя освобожденным дерево свободы и глаза, чтобы смотреть на него. Война - всегда грабеж, но только война революционная, война массовая делает его всеобъемлющим. Комиссары конвента, бдительно следящие за моральным состоянием полководцев, грабили по-крупному, французские генералы по-среднему, а их солдаты - по-маленькому. Но грабили все и всегда, французская армия, пожалуй, стала самой грабительской за всю европейскую историю, воровство было поставлено в таких масштабах, что и в последнюю кампанию Наполеона (когда о тех бурных годах почти уже ничего не напоминало) бельгийское население буквально разбегалось в ужасе после нашествия солдат с императорскими орлами. А ведь это был 1815 г. Что же говорить о походах 1792-95 гг.?
Кроме грабежа и скорости марша, французская армия той эпохи славилась своим равнодушием к потерям. А действительно - чего жалеть? Революционная армия была больше чем все войска коалиции! Известное выражение заваливать трупами идеально подходит к описанию кампаний Франции в рассматриваемую эпоху: отвратительная организация (в том числе и санитарного дела) и отсутствие кавалерии приводили к тому, что огромные революционные армии просто шли вперед, выталкивая своих врагов, а потом, потеряв на маршах и в боях десятки тысяч солдат и сравнявшись с врагом в числе, бежали обратно: каждый год сотни тысяч рекрутов вливались в ряды французской армии и бесследно там исчезали. Только как минимум двойное превосходство в силах позволяло французам надеяться на победу в полевом сражении - именно этот фактор, а вовсе не гениальность вчерашних булочников, контрабандистов и прочих солдат, ставших генералами, обуславливал все успехи Первой Республики. Проиграть войну в таких условиях можно было только если бы коалиция (созданная самими французами, путем объявления войны всем-всем-всем) вела планомерную кампанию, закончившуюся в Париже, но этого-то и не было! В эти годы, как мы помним, у европейских правительств не было ни военной, ни политической программы в привычном нам понимании: занятия вражеской столицы и смена режима. Союзники попросту ошалело отбивались от ставшей внезапно чумным бараком Франции.
Но и французы не могли извлечь больших успехов в своих походах: во-первых, они несли огромные потери, а во-вторых, не могли закрепить успех. Действительные победы пришли только когда количество перешло в качество, уже к самому концу 18 века, когда Францию возглавил консул Бонапарт. Он развил революционную тактику рассыпного строя и колонн (наследие королевского воинского устава и нестройных армейских толп массовой армии), довел до ума связку бригада-дивизия-корпус (каждая французская дивизия, а затем и корпус были армией в миниатюре, тогда как армии их противников представляли собой сложное и неразрывное сочетание, основой которого был полк - это была борьба руки, с пальцами, и картонной булавы), укрепил тыл - и массовая императорская армия, наполненная ветеранами, зашагала по дороге завоеваний. Но это было потом, а пока... французы набивали шишки.
Сражений было много, а стычек еще больше. Подробное описание всех этих хаотических кампаний (иными они, в условиях слабости одних и трудноконтролируемой силы других, быть и не могли) потребует от нас слишком много места, но если говорить кратко, то французы безуспешно наступали на Рейне и итальянской границе, без особых проблем отбивались от сонных испанских армий, терпели привычные неудачи на море и постепенно занимали Бельгию и Голландию. Иногда двукратного превосходства хватало для победы, иногда - для поражения. Под лозунгом мир хижина - война дворцам революционные армии шли на бой с белыми австрийскими, красными английскими, голубыми прусскими и другими солдатами-наемниками монархий разных цветов. Мы еще вернемся к этому... Между тем самые жестокие события разыгрывались в самой Франции.
116066 - Революция и армия
За это сообщение автора Влад Бевх поблагодарил:
Sanek
Рейтинг: 8.33%


Ссылка:
BBcode:
HTML:
Скрыть ссылки на пост
Показать ссылки на пост


Аватара пользователя

Автор темы
Влад Бевх
Полковник
Полковник
Сообщения: 8766
Зарегистрирован: 23 май 2019
Поблагодарили: 30126 раз
Карма: +16/-0

Революция и армия

Где Влад Бевх » 30 ноя 2020, 00:25

Товарищ Робеспьер
Мы оставили парижских товарищей во временном согласии, выразившемся в отрезании головы Людовику. Увы, в этом согласии не было души, не было искренности, не было стремления по-настоящему делать одно большое дело обновления страны и всего мира. Жирондисты, как-то неожиданно (для себя) оказавшиеся в состоянии внешней и внутренней войны, очень не любили якобинцев, постоянно оказывавшихся еще левее еще передовее чем они сами. Кроме того, будучи людьми чувствительными и, одновременно, законниками, жирондисты огорчались бессудными убийствами толпой, излюбленным оружием Робеспьера, Марата и примкнувшего к ним Шепилова Дантона. Последний, помимо этого, еще и воровал как не в себя, будто ему предстояло вскорости бежать от черных гусар герцога Брауншвейгского. Строго говоря, наживались тогда все (ужасные 90-е), включая и честных жирондистов, но Дантон, во-первых, делал это предельно открыто, а во-вторых, совмещал с запредельной социальной демагогией, что тогда было относительно в новинку и немного отвращало остальных товарищей.
Но нет такого подлеца, которого нельзя было бы использовать для дела революции! На депутата Дантона клевещут жирондисты, они хотят остаться чистенькими, пока другие творят для них революцию? Ну уж нет, не выйдет! Вы хотите крови товарища Дантона, не дадим ее вам! О том, что товарищ Дантон оказался двурушником и пытался сойтись с жирондистами мы знаем, но пока умолчим... Якобинцы взяли под свое крыло, заключив союз. Тогда умеренные повели новую интригу, против Марата, который совсем уже не знал меры в своих призывах к крови, его было хотели арестовать, но не сумели, более того, он заявился в Конвент и принялся делать то, что всегда делают злобные выкормыши революции - обвинять и обличать всех и вся. В ответ жирондисты грозились собрать верные войска и снести Париж - буквально как тот герцог Брауншвейгский, только уже из патриотических соображений. Но они сделали даже меньше представителя феодализма - только грозились, и все. Обвинения, крики якобинской толпы, патриотические девы-вязальщицы (буквально, бабы-бездельницы, сидевшие в Конвенте на птичьих правах и с теми же последствиями) - в главном исполнительном и законодательном органе Франции царил такой кавардак и шум, что иногда казалось будто все происходит в доме помешанных. Так оно, по всей видимости, и было на самом деле: в ответ на военные поражения, мятежи и продолжавшееся обнищание горожан (того самого третьего сословия, которое наконец-то стало всем, не имея уже ничего) они создавали всевозможные комиссии и комитеты, тут же погрязавшие в междоусобной борьбе. Национальный конвент был парализован, и если бы вражеская коалиция обладала хоть тенью того могущества и коварства, которые ей приписывали французские газеты, то участь республики была бы предопределена в 1793 г. Этого не произошло только потому, что производительная и военная жизнь многомиллионной Франции не вполне зависела от смертельной схватки граждан депутатов в Париже и те, кого два века спустя назвали бы технократами, могли спокойно отправлять на фронт сотни тысяч вооруженных (пусть и в лохмотьях) солдат. Но стабильность военного положения Франции (вообще, в целом), в свою очередь, никак не влияла на стабилизацию ее внутренних дел, наоборот. Разумеется, если бы союзные армии достигли решающего успеха и устремились на Париж, то это коренным образом повлияло на французские дела, но тот факт, что уже в течении полутора лет республиканские полки держали оборону и даже переходили в наступление никоим образом не способствовал укреплению положения группы жирондистов. С другой стороны, нельзя закрывать глаза на то, что умеренные пали в момент наибольших успехов коалиции, в момент когда мятежи охватили значительную часть страны, когда французские армии терпели поражение за поражением. Очевидно, что военные дела работали только в одну, негативную, сторону. Победы не поддерживали умеренных, поражения валили их наземь.
Жирондисты не могли, не задумываясь о судьбе ими же осужденного короля, попытаться повернуть войска на Париж, да и мало какой генерал решился бы исполнить такой приказ: наоборот, все больше их тайком пробиралось в стан врага, желая уцелеть после новых неудач. Так сдался и великий победитель при Вальми, генерал Дюмурье, успевший, кажется, послужить всем французским партиям того времени поочередно. Нет, надеяться на силовое решение жирондисты не могли. Они только грозили, с извечной запальчивостью дураков. А вот якобинцы - да, вполне, благо у них имелся неоднократный позитивный опыт. Вот и теперь - что же сложного, собрать в собственном Париже толпу и одним ударом разрешить сложный парламентский вопрос? Все было готово, все те-же люди, все те-же методы. С конца мая Робеспьер открыто говорит о невыносимой тирании (о, да), о том, что восстание масс неизбежно, о том, что впереди схватка с буржуазией. Последняя как раз заарестовала несколько видных патриотов - о, ужас! о, позор! это что, королевский произвол опять?! - из-за пустяка, как раз из-за публичных призывов к уничтожению жиродистов как бешеных собак и предателей революции. Утром в Конвенте они за нацию, а вечером, у себя дома, в письмах к английскому премьеру Питту или австрийскому принцу Кобургскому, они ее предают - да-да! Гильотинировать этих негодяев, и Франция будет спасена! И всего лишь за это их арестовали, смешно и говорить!
Парижские коммунары-коммунисты-якобинцы поднялись на бой летом 1793 г. Выстрел "Авроры" Набат собора Парижской богоматери дал старт всему делу, как обычно быстро собралась толпа. Значительную ее часть составляли национальные гвардейцы, бывшие теперь почти полностью якобинскими (это так удобно, защищать революцию в Париже, а не на полях Эльзаса или равнинах Бельгии). Капитан нацгвардии и вожак народа, нахрапистый алкоголик Анрио повел их на Конвент, в Тюильри. Там они размахивали пиками (они были так популярны, что всерьез обсуждали воссоздание копейщиков в полевых частях), трясли мудями мушкетами и саблями, и орали, орали, орали - как и всегда, о предателях и патриотах. Тут же был и завистливый, мелочный, подлый Робеспьер, скрывавший за словами о добродетели душу изъеденную червями зависти ко всем кто был хоть в чем-то счастливее него. Он-то и вложил в уста нации список предателей - разумеется, там были сплошь вожди и лучшие ораторы жирондистов - примерно тридцать имен. Но жирондисты не сдаются сразу, они уже знают чего стоят такие манифестации и что за ними последует - несколько дней идет отчаянная борьба слов и штыка. Ораторы обличают якобинцев, обличают их методы, но вокруг дворца толпа, а вокруг них - национальные гвардейцы. И все они требуют крови, крови, крови... Наконец, конвент сдается на милость победителей - жирондистов уводят, арестовывают, власть окончательно переходит к якобинцам, оседлавшим новоиспеченные Комитет общественного спасения и Революционный трибунал. А гражданин Анрио становится командующим Национальной гвардией и генералом - не зря все-таки революция делалась!
Новое революционное правительство объявляет Европе тотальную войну (отныне, и до полной победы, каждый француз считается так или иначе мобилизованным для борьбы), очищенный от скверны Национальный конвент принимает знаменитую Конституцию 1793 г. (такую же как и прошлые, но еще, еще более демократическую). Разбежавшиеся враги нации поднимают восстания в департаментах: в Вандее восстают верующие, в Тулон роялисты, в Лионе - жирондисты и жадины, потому что мятеж, строго говоря, был в больше степени спровоцирован чудовищным вымогательством городских заправил-якобинцев, штамповавших врагов народа с целью присвоить их имущество. На фронте продолжался откат французских армий, опять нещадно побиваемых союзниками.
Великий гражданин Робеспьер задумчиво смотрит на гражданина Дантона и, на всякий случай, выводит его из Комитета общественной спасения. Гражданин Марат принимает ванну.
116067 - Революция и армия
116068 - Революция и армия
За это сообщение автора Влад Бевх поблагодарил:
Sanek
Рейтинг: 8.33%


Ссылка:
BBcode:
HTML:
Скрыть ссылки на пост
Показать ссылки на пост

Ответить
  • Похожие темы
    Ответы
    Просмотры
    Последнее сообщение

Вернуться в «Наполеоновские войны»