5 вересня 1918 року РНК більшовиків прийняла декрет «Про червоний терор», в якому вказувалося: «… забезпечення тилу шляхом терору є прямою необхідністю; що необхідно убезпечити радянську республіку від класових ворогів шляхом ізоляції їх в концентраційних таборах; що підлягають розстрілу всі особи, приналежні до білогвардійських організацій, заколотів і заворушень».
Більшовики одразу після Жовтневого перевороту 1917 року взяли курс на політичний терор. З осені 1918 року терор набув статусу офіційної політики радянської влади, що й було закріплено декретом. Документ легітимізував насильство як спосіб досягнення та утримання більшовиками влади.
В Україні “червоний терор” було розпочато з перших днів вторгнення більшовицьких загонів на початку 1918 року. 8 лютого 1918 року війська УНР відступили з Києва і більшовики, на чолі з командиром Михайлом Муравйовим оволоділи містом. Тут вони влаштували криваву вакханалію. У «Наказі №9» від 4 лютого, Муравйов революційним арміям східного фронту наказував «безпощадно знищити всіх офіцерів, юнкерів, гайдамаків, монархістів і всіх ворогів революції». Протягом трьох днів відбувались грабежі, обшуки, вбивства. Жертвами “червоного терору” в Києві у січні-лютому 1918 року за різними даними стали від 2 до 5 тис. осіб.
Масові, особливо жорстокі страти відбулися вночі з 22 на 23 лютого 1918 року у Севастополі. Ці події отримала назву “Варфоломіївської ночі 23 лютого”. Озвірілі матроси цілу ніч грабували та піддавали насильству або просто розстрілювали місцевих жителів. Більшу частину в’язнів місцевої тюрми також розстріляли. Серед в’язнів були так звані “антирадянські змовники” - офіцери чорноморського флоту, представники кримськотатарського національного руху, священики, чиновники, місцева інтелігенція. Тіла вантажівками звозили на пристань, звідти баржами - в море. Там, до кожного трупа прив’язували камінь і скидали у воду.
Офіційне проголошення декрету “про червоний терор” стало реакцією більшовиків на вбивство голови Петроградської ЧК М. Урицького та замах на В. Лєніна. Ці події сталися 30 серпня 1918 року.
2 вересня 1918 року з’явилася постанова ВЦВК про запровадження «червоного терору». Нарком внутрішніх справ Григорій Петровський підписав наказ про заручників. У відповідності до якого представники «колишніх правлячих класів, офіцерів та інтелігенції» бралися в заручники і могли бути масово розстріляні.
У друкованому органі Казанської ЧК тижневику «Червоний терор» від 1 листопада 1918 року опубліковано коментар чекіста Мартина Лаціса – одного з організаторів «червоного терору» щодо урядового декрету: «Ми не ведемо війни проти окремих осіб. Ми винищуємо буржуазію як клас. Не шукайте на слідстві матеріалів і доказів того, що обвинувачений діяв ділом або словом проти радянської влади. Перше питання, яке ми повинні йому поставити, – до якого класу він належить, якого він походження, виховання, освіти або професії. Ці питання й повинні визначити долю обвинуваченого. У цьому – зміст і сутність червоного терору».
Терор здійснювався силами більшовицьких репресивних органів. Для ізоляції “ворогів радянської влади” Лєнін та його соратники вигадали концентраційні табори. 15 квітня 1919 року ВЦВК видав декрет «Про табори примусових робіт», яким узаконив запровадження табірної системи. Після чого у Києві було створено концтабір. «Червоний терор» супроводжувався неймовірними тортурами. Захоплення будь-якого населеного пункту супроводжувалося грабунками, погромами та винищенням населення.
Лєнін обгрунтував необхідність масового терору та його узаконення. У травні 1922 року в листі до наркома юстиції т. Курського він наполягав: «Суд не повинен усунути терор; обіцяти це було б оманою, а обґрунтувати та узаконити його принципово та зрозуміло”.
Терор, як інструмент утримання влади більшовиками-комуністами на загарбаних територіях став основою діяльності комуністичного тоталітарного режиму упродовж усього часу його існування.
За это сообщение автора Warisdeath поблагодарили (всего 2):
Я знаю про всі негаразди своєї країни, але не вважаю можливим під час війни ганьбити її ні в публічних постах, ні в публічних місцях. Я - не помічник ворогу.
Перечитав зараз першу сторінку цієї теми.
А нічого ж не змінилося.
Ні. Змінилося. Для нас. Тепер ми знаємо про це не з мемуарів, не тільки від істориків та дослідників. Через сто років ми побачили це своїми очима.
Я знаю про всі негаразди своєї країни, але не вважаю можливим під час війни ганьбити її ні в публічних постах, ні в публічних місцях. Я - не помічник ворогу.
Камрад розмістив фото
І виникло питання фейк чи ні.
Я загуглив. І нагуглив таке, що аж прийшлося відшукати цю тему. Виявляється, що є книга Сергія Волкова, в якій зібрані свідчення звірств більшовиків у Києві.
Книга вийшла в США.
Далі уривок з книги мовою оригіналу:
Киевская ЧЕКА
Материал предоставлен Классоном М.И.
«Чека» – «Дни» (Берлин), 19 мая 1925 г.
В только что вышедшем 10-м сборнике «На чужой стороне» [(Прага)] помещен отрывок из одного частного письма госп. Н.Б., предоставленного редакции сборника получившим его лицом. Письмо это написано уже заграницей, в начале 1921 г., рассказывается в нем о событиях 1919 г.
13-го января 1921 г.
… Я обещал тебе написать о «чрезвычайках» Киевских – не знаю, выйдет ли? Слов нет: все краски бледнеют перед тем, что я видел. Итак: Ч.К. было в Киеве 3 – Городская, Губернская и Всеукраинская со знаменитым Лацисом во главе. За месяц до ухода большевиков (конец июня 1919 г.) все три стали проявлять лихорадочную деятельность и притом по разрядам: в первую голову были расстреляны буржуи, не внесшие контрибуции, потом – юристы, инженеры, поляки, украинцы, педагоги и т.д. и т.д. Люди прямо исчезали – списков расстрелянных не печатали больше, прямо человек исчез, значит расстреляли. Придирались к мельчайшему поводу: нашли при обыске 2 фунта сахару – довольно, или бензин для зажигалки – расстрел чуть ли не на месте.
У меня за неделю было 5 обысков и все ночью между 3-4 часами, что искали – неизвестно, придут, посмотрят и уйдут. Может быть, вид у меня был совсем пролетарский. Последние 2 недели я скрывался… Жизнь стала невыносима…
Во время прихода добровольцев, конечно, я оказался в городе. Зная о существовании Ч.К. и справедливо предполагая, что в первый день там будет мало народа, т.к. все будут на улице, моментально отправился туда. Я принципиально бывал всюду, где бывали находимы трупы, может быть, увижу или узнаю кого-нибудь из знакомых, тогда хоть известить можно будет. Итак, прихожу туда, в городскую раньше. Милый, небольшой особнячок миллионера Решетникова, весь окруженный огромным тенистым садом. Народу немного, кругом, однако, стон стоит – истерики, слезы и какие-то непонятные выкрики: «еще два!..», «и что они с тобой сделали…», «не нужно стрелять…», прямо визжит какой-то женский голос… это, как оказалось, все были родные заложников, взятых большевиками, и пришедшие что-нибудь узнать. И они узнали: большевики при отступлении, за невозможностью взять заложников с собой, расстреляли 1800 человек, не успели всех 2300, т.к. не было времени.
У Петра в больнице [(доктор, знакомый автора письма и его адресата)] были умалишенные из числа спасшихся: рассудок не выдержал, т.к. большевики заставляли приговоренных убирать и уносить трупы, когда кто уставал – его убирали уже другие, но уже с раздробленной головой.
Итак, я вхожу на двор, ничего не выдает ужасного назначения этой милой и мирной на облик усадьбы, перехожу наискось двор и иду к кучке людей, собравшихся при входе в каменный, солидно построенный гараж. На ? пути меня словно огорошивает кто-то ударом в голову: мой путь перерезает бетонная канава (для стока воды во время мойки автомобилей), полная дымящейся и запекшейся кровью, в которой плавают какие-то белые клецки. Присмотрелся, эти клецки оказались человеческими мозгами. Из толпы на эту «мелочь» никто не смотрел, все смотрели на нечто более ужасное… толпа положительно безмолствовала в этом углу, и все стояли без шапок.
Иду параллельно канаве, стараюсь [держаться] подальше: меня уже мутит от невероятно сильного запаха крови, протискиваюсь чрез толпу и вижу – гараж для 3-х больших автомобилей… бетонные стены, наклонный пол, сток устроен в канаву, о которой я уже писал. Стены буквально залиты кровью, человеческие мозги всюду – на стенах, даже на потолке, пол же на ? аршина покрыт кашей из волос, кусков черепных костей, и все это смешано с кровью. Отсюда-то берет свое начало ужасная канава. На стенах висели кронштейны с веревками, совершенно пропитанными кровью, это для привязывания тех, которые сопротивлялись. Не дай Бог еще раз что-нибудь подобное видеть. И это результаты «работы» только одной ночи, последней перед их уходом!
Трупов убирать не было времени, для этого был заготовлен особый ящик шириной в нормальный рост человека и такой длины, что могут в него лечь рядом 6 человек. Обреченные клались в него ничком и пристреливались выстрелом из револьвера в голову, сверху клался еще ряд живых, опять пристреливался, и так, пока ящик не наполнялся. Ящик с трупами вываливался или в Днепр или прямо на свалку или увозился в редких случаях в анатомический театр. Чем руководствовались большевики при этом «распределении» – не знаю.
Рядом с гаражом – мастерская-печь, в которой еще дымились угли, клещи и гвозди, какие-то особенные, никогда мной не виданные ножи, вроде докторских [скальпелей], все покрыто клочьями мяса и запекшейся кровью. Огромный котел, наполненный еще теплой жидкостью, сильно пахнущий бульоном, и в ней куски мяса и отваренные человеческие пальцы – это камера судебного следователя Ч.К. тов. Богуславского, о его конце расскажу ниже. Рядом с его столом огромный чурбан-плаха, топор и солдатский тесак – все в крови. Здесь совершался допрос и суд и расправа. Потом, при осмотре трупов, я видел отваренные руки с облезшим отваренным мясом и с голыми костями вместо пальцев, видел трупы без кожи совершенно и с кожей, оставленной на месте погон и лампасов, с отрубленными и вырезанными частями – все это были следы «следствия», а результат один – пуля из браунинга в голову в соседнем помещении.
Иду в сад. Оттуда-то неслись возгласы и истерики, и проклятия, оказывается, сад представлял из себя сплошную братскую могилу: ни одного не вскопанного места не было, и уже добровольцы из публики принялись ее раскапывать – трупы, трупы, без конца трупы, наваленные вповалку один на другого как попало и засыпанные не более как на ? аршина землей. У всех решительно головы раздроблены – это мера большевиков, чтобы труп не был опознан. Половина из них носила на себе следы допроса. Но вот из неоткрытой еще могилы показывается рука… пронзительный, душу раздирающий крик, и какую-то женщину уносят замертво: это мать Жигалина (ты ее знаешь) узнала по какой-то метке на руке труп своего сына.
И такие картинки без конца, там, где выкопанные трупы положены рядами, исковерканные, истерзанные, с разбитыми головами, с судорожно сведенными оконечностями, все голые, т.к. перед расстрелом большевики всем приказывали раздеться. Среди них был и [инженер-железнодорожник] Г.О. Паукер, но я его не узнал. Были и старики, и женщины, и дети 10-12-летнего возраста – заложники польской партии, когда поляки двинулись вперед.
Толпа становилась многочисленнее и возбужденнее, мне же было более чем довольно, и я отправился посмотреть особняк, но было уже поздно: успели поставить стражу. В окна были видны комнаты барского роскошного дома, наполненные обломками мебели, пустыми бутылками и рваной бумагой. Пока я ходил около дома, толпа сильно возросла, стали произноситься речи, и уже хотели идти бить евреев, но нашелся один священник, который предложил тут же на улице отслужить панихиду по замученным. Я этого зрелища никогда не забуду: старичок-священник служит без облачения, без всяких привычных церковных принадлежностей – панихиду по «имена же их, Господи, ты веси», а толпа в 5000 человек минимум поет.
Но опять случай: некоторые, более предусмотрительные, чем я, успели-таки забраться до постановки стражи в помещение. Бродили там и добрались до подвалов и, оказывается, не зря. Там скрывались 2 члена ЧК, не успевшие удрать вовремя и залегшие среди пустых ящиков в надежде под покровом ночи задать тягу. Их-то и раскопали. Не зная, куда деться, они полезли из окна в надежде скрыться, т.к. толпа была занята панихидой, но их все-таки заметили: одного успела отбить стража, а другой, оказавшийся секретарем следователя Ч.К. (безусый мальчишка лет 17-ти), был менее чем в одну минуту на моих глазах буквально затоптан толпой, осталась какая-то кровавая масса на улице без малейшего признака чего-либо человеческого, ни рук, ни ног, ни головы, - ничего, буквально ничего. Другой был на другой день повешен.
После этого я отправился во Всеукраинскую ЧК, где «забавлялся» сам Лацис, но об этом в другой раз: я думаю, что тебе и этого пока довольно.
Видел я ужасов довольно, видел 74 повешенных на трамвайных столбах на главной улице Николаева (Слащев повесил всю организацию коммунистического заговора, задумано было его убийство и взрыв штаба и казарм) – висели 3 дня, но ничего подобного я нигде не видел, что видел в К[иеве] в застенках большевиков. В следующий раз, но не раньше твоего ответа, т.е. разрешения, писать не буду: моих рассказов об этом никто еще более 5 минут не был в состоянии слушать. А еще имеется 2 чрезвычайки, морг, раскопки, ловля чекистов на улицах и, наконец, Роза Кровавая – палач Ч.К. и Богуславский – судебный следователь Ч.К., весьма достойная парочка. Итак, я буду ждать ответа.*
* Как цитированное письмо, так и другие свидетельства зверств большевиков в Киеве опубликованы в книге Сергея Волкова «Красный террор глазами очевидцев» ().
Я знаю про всі негаразди своєї країни, але не вважаю можливим під час війни ганьбити її ні в публічних постах, ні в публічних місцях. Я - не помічник ворогу.
таке, що аж прийшлося відшукати цю тему. Виявляється, що є книга Сергія Волкова, в якій зібрані свідчення звірств більшовиків у Києві.
